Неточные совпадения
За десять лет до прибытия
в Глупов он начал писать проект"о вящем [Вящий (церковно-славянск.) — большой, высший.]
армии и флотов по всему
лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень российския державы уповательным учинить", и каждый день прибавлял к нему по одной строчке.
Лицо самозванца изобразило довольное самолюбие. «Да! — сказал он с веселым видом. — Я воюю хоть куда. Знают ли у вас
в Оренбурге о сражении под Юзеевой? Сорок енаралов убито, четыре
армии взято
в полон. Как ты думаешь: прусский король мог ли бы со мною потягаться?»
— Вы знаете, — продолжал Сильвио, — что я служил
в *** гусарском полку. Характер мой вам известен: я привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстию.
В наше время буйство было
в моде: я был первым буяном по
армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли
в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим
лицом. Товарищи меня обожали, а полковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели на меня, как на необходимое зло.
Хотя все и обозвали Кошкина «ретроградом», которому место не
в русском флоте, а где-нибудь
в турецкой или персидской
армии, тем не менее он ожесточенно отстаивал занятое им положение «блюстителя закона» и ничего более. Оба спорщика были похожи на расходившихся петухов. Оба уже угостили друг друга язвительными эпитетами, и спор грозил перейти
в ссору, когда черный, как жук, Иволгин, с маленькими на смешливыми глазами на подвижном нервном
лице, проговорил...
Первое
лицо, кого я встречаю
в приемной Гамбетты, — Наке. Это была особенно удачная находка, но она не принесла мне ничего особенно ценного. Гамбетта как раз куда-то уехал — к
армии, а мне заживаться было нельзя. Я рисковал отрезать себе обратный путь.
Француз, живший у нас около четырех лет,
лицо скорее комическое, с разными слабостями и чудачествами, был обломок великой эпохи, бывший военный врач
в армии Наполеона, взятый
в плен
в 1812 году казаками около города Орши, потом «штаб-лекарь» русской службы, к старости опустившийся до заработка домашнего преподавателя.
Чуть не ежедневно
в приказах по
армиям появлялись длиннейшие списки
лиц, награжденных боевыми отличиями.
Пошел я
в палату. Раненые оживленно говорили и расспрашивали о предсказании кромца. Быстрее света, ворвавшегося
в тьму, предсказание распространилось по всей нашей
армии.
В окопах,
в землянках, на биваках у костров, — везде солдаты с радостными
лицами говорили о возвещенной близости замирения. Начальство всполошилось. Прошел слух, что тех, кто станет разговаривать о мире, будут вешать.
Он знал из верного источника, что
в первой и второй
армиях многие
лица принадлежали к тайному обществу, которого члены умножались с каждым днем.
«Сейчас получил я, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании венского двора, чтобы вы предводительствовали
армиями его
в Италии, куда и мои корпусы Розенберга и Германа идут. Итак по сему и теперешних европейских обстоятельствах, долгом почитаю не от своего только
лица, но от
лица и других, предложить вам взять дело
в команду на себя и прибыть сюда для отъезда
в Вену.
Почти тоже ежедневным гостем семейства Боровиковых и тоже вносивших свою лепту
в хозяйственную сокровищницу Марьи Викентьевны, но неимевшим определенного назначения ни к одной из ее дочерей, был офицер запаса
армии Александр Федорович Кашин — мужчина более чем средних лет, с довольно правильными чертами
лица медно-красного цвета, с вьющимися каштановыми волосами и на две стороны расчесанной окладистой бородой.
— Война будет объявлена очень скоро; если гвардия и останется
в Петербурге, то тебе можно будет сейчас же просить о переводе
в действующую
армию;
в этом, конечно, не откажут, я сам думаю сделать то же, нас с тобой не особенно жалует начальство и с удовольствием отпустит под французские пули, а там, там настоящая жизнь… Жизнь перед
лицом смерти!.. — с одушевлением воскликнул Андрей Павлович.
Лицо, которым как новинкой угащивала
в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской
армии и находившийся адъютантом у очень важного
лица.
— Что́ мне за дело, что тут мсье Пьер, — вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое
лицо ее вдруг распустилось
в слезливую гримасу. — Я тебе давно хотела сказать, André: зa что́ ты ко мне так переменился? Что́ я тебе сделала? Ты едешь
в армию, ты меня не жалеешь. За что́?
Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть
в характер управления
армией,
лиц и партий, участвовавших
в оном и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Кроме этих поименованных
лиц, русских и иностранцев (
в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственною людям
в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много
лиц второстепенных, находившихся при
армии потому, что тут были их принципалы.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением
в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение,
в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что́ ожидает русскую
армию, нашли себе исход
в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
Багратион долго не присоединяется (хотя
в соединении главная цель всех начальствующих
лиц), потому что ему кажется, что он на этом марше ставит
в опасность свою
армию, и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою
армию в Украйне.
В штабе
армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных
лиц государя и этих перемещений, шла более чем обыкновенно сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях.
Хотя эти
лица и находились без военных должностей при
армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал,
в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли
лица, или от государя истекает такое-то приказание
в форме совета, и нужно или не нужно исполнять его.
Un souverain ne doit être à l’armée que quand il est général, [Государь должен находиться при
армии только тогда, когда он полководец,] — сказал он, очевидно посылая эти слова прямо как вызов
в лицо государя.
На другой день после смотра Борис, одевшись
в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал
в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение,
в особенности положение адъютанта при важном
лице, казавшееся ему особенно заманчивым
в армии.
Борис
в эту минуту уже ясно понял то, что̀ он предвидел прежде, именно то, что
в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана
в уставе, и которую знали
в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым
лицом генерала почтительно дожидаться,
в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким.